Абсурдность мира как благо, или о тирании смысла

Тезис о том, что наличие смысла жизни – это «хорошо», а его отсутствие – это «плохо» мы воспринимаем как аксиому. Моей целью не является утверждение обратного. Я лишь хочу обратить внимание на то, не стоит добиваться наличия смысла жизни любой ценой. 

Вспоминаю лето 2005 года. Я, ученик 11 класса, взял в поезд Феодосия-Киев автобиографическую книгу К. Юнга «Воспоминания. Сновидения. Размышления». Книга оказалась столь захватывающей, что за время поездки я прочел ее почти полностью. В то время я восхищался личностью и учением Карла Густава. Сейчас же меня восхищает и поражает другое: удивительная архаичность этого человека, его апология форм мышления, которым давно уже стоило бы кануть в лету, или, в лучшем случае, остаться на страницах романов в жанре фэнтези. Полагаю, мои детские увлечения аналитической психологией Юнга и книгами вроде саги о Конане отнюдь не случайно совпали во времени.

Карл Густав Юнг (1875-1961)

В автобиографии Юнга обратили на себя внимание размышления о путешествиях автора, в частности по землям, где проживают индейцы пуэбло. Вождь племени Охвия Биано (Горное Озеро) спросил у Юнга, почему американцы хотят запретить религию пуэбло? Ведь по мнению вождя пуэбло приносят пользу всем людям, в том числе американцам:

"Ведь мы – народ, – сказал он, – который живет на крыше мира, мы – дети солнца, и, совершая свои обряды, мы помогаем нашему Отцу шествовать по небу. Если мы перестанем это делать, то через десять лет солнце не будет всходить и наступит вечная ночь".

Удивляет не позиция индейца, не знакомого с современной наукой, а реакция образованного европейца Юнга. Швейцарский психолог пишет:

Теперь я знал, откуда берется достоинство и невозмутимое спокойствие этого человека. Он – сын солнца, и его жизнь полна космологического смысла – он помогает своему Отцу, творцу и хранителю жизни на земле, – он помогает ему совершать это ежедневное восхождение. Если в свете такого самоопределения мы попытаемся объяснить назначение собственной жизни, то, как подсказывает здравый смысл, его убожество поразит нас. Мы покровительственно улыбаемся первобытной наивности индейца, кичимся своей мудростью. Почему? Да потому, что нас гложет обыкновенная зависть. Ведь в противном случае на свет божий выйдут наша духовная нищета и никчемность. Знания не делают нас богаче, но все дальше уводят от мифологического миропонимания, которое свойственно было нам когда-то по праву рождения.

Поселение индейцев пуэбло. Современная фотография

Итак, согласно Юнгу, жизнь в рамках традиции индейцев пуэбло является космологически осмысленной. Вряд ли есть смысл оспаривать это утверждение – видимо, жизнь в любом традиционном сообществе покоится на подобных всеобъемлющих и однозначных смысловых основаниях. Жизненный мир человека традиционных культур наполнен имманентно присущим ему единым смыслом, общество и космос упорядочены в соответствии с вечными и неизменными правилами. Человеческая жизнь воплощает высшую идею: египетскую справедливость-маат, индийскую дхарму и китайское дао. Центр мира находится на территории жизни сообщества, если сообщество кочевое, то «центр мира» часто таскают с собой. Для этих людей всегда прав Птолемей и никогда – Коперник, поскольку центр Вселенной находится именно здесь: люди живут в смысловом центре, а не на периферии. Любое действие, любой шаг человека представляются имеющим высший смысл. Жизнь есть один большой ритуал, служение богам и предкам. Вырваться из этого порядка – не значит оказаться просто маргиналом; это значит, фактически, перестать существовать, так как нет никакого альтернативного смыслового контекста, в который можно вписаться. Представители некоторых аборигенных народов, будучи отвергнуты или прокляты своим сообществом, через небольшой отрезок времени умирают – их жизнь лишается смыслового основания.

Аналогичные традиционным осмысленные картины мира предлагают и разнообразные тоталитарные идеологии. В их рамках, все наши действия также обладают конечной целью: они должны приближать победу фюрера или мирового пролетариата над темными силами неполноценных классов или рас. Мир исполнен всеобъемлющего смысла, ведь он движется по пути прогресса к торжеству коммунистической, нацистской, или какой-то другой партии.

Я уверен, Юнг бы согласился с изложенным выше описанием жизни в традиционных сообществах. Впрочем, я и не утверждаю, что описание Юнга ложно. Я полагаю, что необоснованной является его позитивная оценка подобного положения дел.

Современный человек, в отличие от человека традиционного или тоталитарного общества, не живет в мире однозначного смысла. Однако это не кажется мне каким-то упущением, наоборот – такая утрата наивности есть веха на пути эмансипации, освобождения  индивидуальной личности из лап удушливого коллективного бытия. Однозначно осмысленный мир может выглядеть привлекательно, но это – попытка вернуться в утробу матери, быть «рожденным обратно». Традиционное или тоталитарное мифологическое миропонимание может давать опору в ситуациях тяжелого кризиса, но это равносильно смерти: оно уничтожает нашу индивидуальную обособленность и свободу самому выбирать свой смысл. У нас есть выбор – принять внешние цели как свои собственные, и тогда жизнь в мире обретет гарантированный смысл, или выбрать иной, менее всеобъемлющий смысл, периодически страдая от осознания того, что смысл был произведен нами самими; иначе говоря, страдая от осознания первоначальной абсурдности мира. Как видим, Юнг испытывает тоску по единому и гарантированному смыслу. Его знания того, что солнце – это огромная раскаленная звезда, никак не связанная с нашими действиями, мешают ему вернуться в материнское лоно наивности. Соглашусь, утрата детской веры, например, в Деда Мороза вызывает некоторые сентиментальные чувства, но она необходима для роста. Рано или поздно вера в Деда Мороза заменяется знанием того, что подарки дарят родители. Без такого знания невозможно, когда придет время, начать дарить подарки уже собственным детям. Вера взрослого человека в Деда Мороза вызывает уже вовсе не умиление, а озабоченность. Это – признак задержки развития, патология. Патологией есть любая идеализация прошлого в ситуации, когда оно уже утратило свою актуальность.

Британский антрополог Дж. Фрэзер в классической работе «Золотая ветвь» оправдывал даже первобытный деспотизм, поскольку тот открывал дорогу для избавления от тирании священного всеобъемлющего смысла:

Не будет преувеличением сказать, что деспотизм в эту раннюю эпоху является другом человечности и, как это ни парадоксально, свободы. Ведь в конечном счете при самом абсолютном деспотизме, при самой мучительной тирании свободы в лучшем смысле слова, например свободы мыслить и решать собственную судьбу, больше, чем в свободной по видимости жизни дикарей, у которых личность от колыбели до могилы заключена в прокрустово ложе наследственного обычая.

Итак, тот факт, что мир лишен первоначального смысла, есть благо. Да, мы лишены наивной веры в изначальный смысл, но мы свободны творить собственные, пусть частные и не всеобщие, смыслы. Думающим людям не избежать кризисов смысла, но в стоянии перед бездной абсурда есть свобода и достоинство, которых лишено ослепление ложным смыслом. Источником удушающего индивидуальную свободу смысла является самообман, отказ от разума и знаний, апологетом чего выступает гениальный швейцарский фантаст Карл Густав Юнг.